среда, 30 декабря 2015 г.

Свердловск 1950-х от National Geographic

Ретроспектива

Взято из ЖЖ visualhistory. Летний Свердловск, который в 1959 году запечатлел фотокорреспондент журнала National Geographic Энтони Стюар.

visualhistory
"Его кадры получились более яркие и живые, с этнографическим колоритом, поскольку предназначались для журнала National Geographic.
Очень надеюсь, что когда-нибудь мы увидим эти фотографии в оригинальном качестве и без вотермарков".


На Толмачева.

Ехали в трамвае

Плакат с ПДД на стене Почтамта.

Автоматы с газировкой

Старинное окно с резным наличником

Женщина держит ребёнка
во время крещения

Бабушки, присутствующие
на "запрещенном обряде крещения"

Отдых свердловчан
на Верх-Исетском пруду.

Вторая леди Америки Пэт Никсон танцует польку
с детьми из пионерлагеря близ Свердловска

Этот офигительный снимок подписан как "Москва",
но есть подозрение, что тоже Свердловск


 

среда, 23 декабря 2015 г.

Открытие россыпного золота

Золото на ладони
Открытию россыпного золота предшествовала череда неудачных поисков, даже официальный запрет Горного начальства на дальнейшие поиски вообще. Однако Брусницын не сдался. Он обладал характерной чертой русских людей — упорством в достижении цели и, невзирая на запрет, лично принялся за поиски.
Однажды, изучая отвал рудотолчейной фабрики, расположенной при впадении р. Березовки в р. Пышму, Брусницын заметил, что в намытом им золоте две небольшие крупиночки имеют некоторые отличия в цвете, и на них нет ни малейших следов протолочки. Золото, полученное из кварца, расплющено, разорвано и имеет более темный цвет.
Брусницын охватил поисками всю долину Березовки. Поверхностный слой его обманул — песок, встреченный здесь, был небогат. «Преследуя его вглубь, я тщательно наблюдал за изменением слоёв и из каждого особо брал пробы, только все они были с небольшим содержанием...» Но вот на глубине около метра, в желтоватой глине встретился песчаный слой толщиной 5-10 см так богатый золотом, что оно местами было видно глазом. Среднее содержание в нем оказалось более 200 г/т!  Так была открыта первая богатейшая промышленная золотая россыпь — в бассейне речек Березовки и Пышмы. На исходе сентября 1814 года начал работать первый в России прииск по добыче россыпного золота, созданный Брусницыным на речке Березовке. С 21 сентября по 1 ноября 1814 года здесь намыли 8 тысяч пудов песков и получили 2 фунта 63 золотника металла.
 
Золото из р.Березовки
В последующие годы этот прииск давал ежегодно до пяти пудов россыпного золота.
Труд Брусницына произвел полный переворот в русской золотой промышленности и вызвал первую «Золотую лихорадку» на россыпном золоте. Это был более дешевый (в 4 раза) и более емкий способ добычи золота.
Заслуга Брусницына не только в том, что он нашел первую на Урале богатую россыпь, но и предложил способ ее разработки, впятеро более экономичный, чем разработка коренных руд.
Жизнь золотых россыпей, как правило, недолговечна. Максимум несколько лет — и она истощена. Уже в восемнадцатом веке их в Европе практически не разрабатывали. Так что Брусницын восстановил давно утраченное знание. Что тоже очень дорогого стоит.
Брусницын создал свою школу золотоискателей. Он учил рудознатцев поиску и разработке золотоносных россыпей сначала по всему Уралу, а затем и в Сибири, и по всему миру.
У него были оригинальные разработки золотопромывальных устройств и методов нахождения и извлечения золота, ставшие основой современных методов разработки россыпей.
 
Ищенко В. Золото Брусницына / Василий Ищенко // Уральский следопыт. - 2010. - № 12. - С. 57-61: фот.
Открытие первого на Урале россыпного золота (1814), разработка технологии добычи
Максимов М.М. Открытие Л.И.Брусницына // Максимов М.М. Очерк о золоте. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.Недра, 1988. – 112 с.: ил. – С. 80-81
В очерке рассказывается об открытии россыпного золота в долине р.Березовки Л.И.Брусницыным
Опенкина С. Самородков золотые россыпи / С.Опенкина // Березовский рабочий. – 1973. – 6 февраля
«Золото искать только в горе» – таково было мнение горных специалистов XVIII века. Некоторые горные специалисты и мастеровые увлеклись идеей добычи золота из песков. Так в Березовском была обнаружена богатая золотая россыпь. Открыл ее сын мастерового Лев Иванович Брусницын.
Сонин Л. Записки о Березовском / Лев Сонин // Веси. - 2009. - № 2-3. – С. 57-62
Очерк «Открытие штейгера Брусницына» посвящен жизни и деятельности первооткрывателя россыпного золота
 
Источник

понедельник, 21 декабря 2015 г.

Прощальное слово...

Фотовыставка в читальном зале Информационно-библиотечного центра СОКМ 
(пр. Ленина, 69/10)

Выставка, посвященная 65-летию со дня смерти Павла Петровича Бажова, представляет фотографии Игоря Смирнова (фотокорреспондент ТАСС Москва) и Ивана Тюфякова, которые были хроникерами церемонии прощания с уральским писателем. Название фотовыставки отсылает к одноименному стихотворению Беллы Дижур, написанному на смерть П.П. Бажова.
Впервые широкой публике представлены 4 цветных снимка с церемонии прощания с писателем в зале Свердловской филармонии в декабре 1950 года (фотографии хранятся в фондах Объединенного музея писателей Урала). Уникальные кадры сделал московский фотокорреспондент Игорь Смирнов, работник ТАСС (телеграфного Агентства Советского Союза, ныне ИТАР-ТАСС) по просьбе руководителей СССР. О большом значении, которое придавалось освещению церемонии похорон, свидетельствует цветная немецкая фотопленка: в 1950 году ее можно было приобрести только за валюту, своего производства в СССР не было.
Планировалось, что снимки лягут в основу репортажа для январского номера журнала «Огонек» (1951), но они так и не были напечатаны и со временем фотографии, без негативов, перешли в фонд ОМПУ. В Москве Игорь Смирнов также делал черно-белые снимки во время прощания с Бажовым в Центральном доме литераторов.
Выставка знакомит с хроникой освещения реакции советских граждан на смерть любимого писателя и самой церемонии похорон в свердловских газетах «Уральский рабочий» и «На смену!»: от некролога и телеграмм с соболезнованиями семье писателя до установки временного памятника П.П. Бажову на Ивановском кладбище Свердловска. На многих фотографиях можно увидеть Г.К. Жукова — друга П.П. Бажова, который тяжело переживал смерть товарища и принял самое активное участие в его похоронах.
















  









Выставка — совместный проект СОКМ, ННИУ «Уральский Институт истории России Советского периода» и ОМПУ на основе статьи С.А. Погодина «Прощальное слово...». Материалы для выставки предоставлены ННИУ «Уральский Институт истории России Советского периода» и Объединенным музеем писателей Урала.  

Источник

воскресенье, 20 декабря 2015 г.

Екатеринбургскiй учительскiй институтъ

В копилку краеведа
 
Июль 1912, 100 лет назад, учрежден Учительский институт и городское училище.

Введение всеобщего начального обучения для детей с 8 до 12 лет, согласно Указу от 3 мая 1908 г., увеличило школьную сеть многократно. Это в свою очередь потребовало увеличение числа школьных учителей и педагогов для их подготовки.
 
Здание Екатеринбургского Учительского института.
Фото отсюда.
Так в июле 1912 года был учрежден Екатеринбургский учительский институт (открытие состоялось в октябре 1912) — специальное учебное заведение для подготовки учителей высших начальных училищ. Он располагался в переулке Почтовом, 7.
 
На 25 мест принимались юноши всех сословий с 16 до 22 лет, невоеннообязанные до 25 лет. Вступительные экзамены сдавались по 8 предметам.
 
В течение трех лет студенты изучали те предметы, которые им предстояло преподавать в будущем: русский язык, словесность, арифметику, геометрию, алгебру, историю, физику, естествознание, пение, педагогику, Закон Божий и др. Педагогическую практику проходили в училище при институте. Институт просуществовал до 1919 года.
 
Екатеринбургский учительский институт сделал 4 выпуска, подготовив 70 учителей.
 
 
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ 

Фото отсюда
С развитием образования на Урале и в Екатеринбурге остро выросла потребность в учителях. 5 октября 1912 года торжественным молебном был открыт Екатеринбургский учительский институт, который готовил народных учителей для школ. Он находился в Почтовом переулке. Екатеринбургский учительский институт просуществовал всего 7 лет. Вновь институт был открыт уже в 1934 году. Надстроенное здание учительского института в Почтовом переулке сохранилось до наших дней.
 

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
 
В советское время в здании разместился Институт геологии и геохимии УрО РАН 
 
 
 
 
 

суббота, 19 декабря 2015 г.

Старая и новая Зелёные рощи в Екатеринбурге

В копилку краеведа
 
Ю.П. Торопов, 
Выпускник СПТУ, УПИ. Полковник, краевед.










Город был относительно компактным. Соцгород УЗТМ и ВТУЗ-городок, а также ВИЗ считались отдалёнными. Восемь километров шоссе УЗТМ, правда, были выложены отличной брусчаткой. Я ездил в 1949 году по ней в 6 утра на чьём-то велосипеде в общежитие РУ-1 поднимать ремесленников на физзарядку.

В старой Зеленой роще.
1929 г.
Никто особенно, помнится, не сетовал на городское бездорожье, разве что дрова было порой трудно доставить. Так это ведь раз в год. Ходили пешёчком по тротуарам, выложенным гранитными плитами, ездили, если куда подальше надо было, на трамвае. Считали, что живём вполне удобно, спокойно и, главное, весело. Танцы под «виктроллу», выходы «за город» по выходным дням (6-го, 12-го, 18-го, 24-го и 30-го, т.к. была «шестидневка»), в парк культуры и отдыха им. Маяковского да в новую Зеленую рощу. Танго и фокстроты были слышны по вечерам и целыми днями по выходным, пожалуй, чаще, чем теперь услышишь музыку для всех, хотя магнитофона тогда не было. Довоенные танго звучат в памяти и сейчас.




Закладка Горного института
в «старой» Зеленой роще. 1916 г.
Почему я пишу «новая» Зелёная роща? Так её никто не называл, хотя заменила она традиционное место отдыха и прогулок екатеринбуржцев, настоящую Зелёную Рощу — большой кусок соснового бора за улицей Второй Восточной, за полотном железной дороги. (Первая Восточная это улица Марии Авейде). Мать меня в первую осень и зиму моей жизни носила ежедневно туда. Дышать озоном, спать на морозце. Сохранилась фотография. «Жалости подобна», по её выражению. Быстро смирились горожане с застройкой зданиями УФАНа и УИИ[1] привычного места отдыха — Зеленой рощи. Забыли, что и была она. А Зелёной рощей покорно стали называть небольшой островок леса монастырского кладбища в черте города, западнее каменной ограды бывшего Ново-Тихвинского монастыря.

«Новая» Зеленая роща.
Было-стало.
нач.1920-х гг./2013 гг.
Стали отдыхать и веселиться на костях предков. Возможно, потому так быстро стала эта рощица местом отдыха жителей соседних кварталов, что городские власти и Осоавиахим позаботились воздвигнуть парашютную вышку, появились аттракционы и спортивные площадки.[2] Перед войной часто проводились учения МПВО — предшественницы Гражданской обороны. Обжили рощу быстро и основательно. Вокруг вышки постоянно толпились желающие посмотреть на смельчаков, решивших сигануть с высоты. Некоторые из легковесных зависали на полпути к земле, не будучи в состоянии преодолеть массу противовеса. Поднимался хохот, свист.





[1] Изначально, в районе старой Зеленой рощи в 1916 году, стали возводить УГИ.
[2] В 1930-х планировали расположить на месте кладбища зоопарк
Прим. ArtOleg
 

Старая и новая Зеленые рощи

Старая и новая Зеленые рощи


















1. Старая Зеленая роща.
2.
Новая Зеленая роща на месте уничтоженного кладбища Ново-Тихвинского монастыря.
 © ArtOleg «Заметки горожанина»

Интересный снимок: парк "Зеленая роща".  
Продажа мороженого в парке "Зеленая роща".
г. Свердловск. 1927 г.


пятница, 18 декабря 2015 г.

Открыл двери Дом-музей Агафуровых

После длительной реконструкции открылась новая музейная площадка Свердловского областного краеведческого музея — Музейный клуб «Дом Агафуровых»(музей купеческого быта).

Открытие музея сродни подвигу. Наблюдал процесс возрождения этого терема на протяжении почти тридцати лет, когда здесь еще размещалась художественная школа Хожателева.

1997 г. Быв.дом Агафуровых по ул. Сакко и Ванцетти, 28.
Идёт процесс реставрации. Фото отсюда.
 
 
 
 
 




Афиша нового музея.









Вот что рассказывает о новом музее Татьяна Мосунова:

В удивительном доме с интригующей историей будут проводиться различные краеведческие акции и интерактивные программы, мастер-классы и театрализованные выставки. Клубные виды деятельности дадут возможность проявить свои таланты и организовать содержательный досуг заинтересованным, любознательным и активным людям (вне зависимости от возраста и профессиональной деятельности).
Первые проекты, предлагаемые нашим гостям:
«Семья Агафуровых» — постоянная фотовыставка, основанная на материалах фондов СОКМ,
«История Дома» — выставка, рассказывающая об уникальном декоре этого здания и об истории его реставрации,
«Коммуналка» — волонтерский проект, включающий в себя выставку, квесты и ролевые игры.
«Студенческая среда» — территория молодых людей — студентов. Под руководством научного сотрудника, студенты и другие посетители собираются по средам и готовят проект на краеведческую тематику (театрализованная выставка, концерт, ролевая игра, дискуссионный клуб на тему, социо-культурная акция или событие и т.д.). А потом — осуществляют этот проект, приглашая зрителей.
Семейный клуб выходного дня. Краеведческие занятия для детей и взрослых, мастер-классы, праздники, социо-культурные события и акции.
Церемония открытия Музейного клуба «Дом Агафуровых» состоится 18 декабря в 15-00 по адресу ул. Сакко и Ванцетти, 28
Куратор проекта Коновалова Лариса Анатольевна — 8 908 633 55 48


 


















четверг, 17 декабря 2015 г.

Встречи с маршалом Жуковым

Марченко Вячеслав Васильевич
Доктор геолого-минералогич. наук, академик РАЕН

Встречи, пожалуй, слишком громко сказано. Просто я видел его несколько раз в простых жизненных ситуациях. Но какие-то детали, и обстоятельства таких встреч могут дополнить образ полководца, оттенить его человеческие черты.
Мне не пришлось воевать. Зато мой отец, Василий Захарович воевал в составе роты истребителей танков в Панфиловской дивизии, защищал Москву. Отступал до Крюково (ныне Зеленоград), а потом наступал до Волоколамска, где и был тяжело ранен в поединке с немецким танком. Он рассказывал о Жукове с большим уважением.
Авторитет Г.К.Жукова в войну, да и после, был необычайно высок. В народе о нем ходила молва как о человеке требовательном, справедливом, необычайно смелом. Солдаты в нем, как говорится, души не чаяли. «Вот напишу Жукову, тогда узнаешь» говорил инвалид Великой Отечественной Войны, несправедливо обиженный каким-нибудь начальством.
После войны Георгий Константинович руководил некоторое время группой советских войск в Германии. Но его высокий авторитет у народа, видимо, не нравился Сталину и вскоре Жуков был назначен командующим Одесским военным округом. Он привел там войска в такую высокую боевую готовность, что, как говорили тогда, Турция хотела подать жалобу в ООН, т.к. это якобы грозило её безопасности. Жукова, в очередной раз перевели подальше — на Урал, в Свердловск (ныне Екатеринбург), командующим Уральским военным округом.
В это время я был студентом Свердловского горного института и несколько раз видел Георгия Константиновича. Однажды вечером я шел по центральной улице Ленина и около главпочтамта почувствовал какое-то оживление. Оглянувшись, я заметил, что многие люди тоже остановились и на кого-то смотрят. Я увидел, что навстречу идет невысокий плотный военный в застегнутой шинели и надвинутой на лоб фуражке. В двух шагах за ним шли два высоких офицера, внимательно глядя по сторонам. Это был Г.К.Жуков. Шел он спокойно, на лице была видна едва заметная улыбка. Вот и вся первая встреча.
Надо сказать, что жил я в то время в общежитии института по Университетской улице, дом 9, это был 2-й учебный корпус нашего института. Напротив этого здания располагался бывший монастырь «Зеленая роща», а в нем была домашняя резиденция Г.К.Жукова.
В 1949 году проводились первые послевоенные выборы в Верховный Совет СССР. В нашем корпусе был организован избирательный участок, и многие студенты несли общественную нагрузку в качестве агитаторов. Один
из наших студентов геологов, бывший фронтовик Роберт Шипов, даже ходил, сверял списки избирателей у Жуковых и говорил, что будет ухаживать за дочкой Жукова.
Наступил день выборов. Часам к 9 утра на наш избирательный участок пришел Г.К.Жуков с семьей. Все присутствующие встретили его аплодисментами. Он вежливо поздоровался, отметился в списке, получил бюллетени и прошел в кабину для голосования. Вышел из кабины, улыбнулся всем и неспеша ушел.
В то время у студентов горных институтов была введена очень красивая форменная одежда. Черный костюм с синей окантовкой, позолоченные контрпогоны с вензелями «СГИ», фуражка с кокардой и горными молоточками, шинель, темные ботинки. В общем, мечта молодого человека. Мне тоже очень хотелось иметь такую форму, но денег на ее пошив не было. В институте был замечательный хор студентов, и его участникам форму давали в рассрочку. Вот я и пошел в наш хор. Принимали туда не всех, но меня после испытания по голосу и слуху — приняли. Хороший был хор. Пели мы и классику, и народные песни и всякие патриотические песни. Руководил хором дирижер консерватории Иван Яковлевич Ячменев. Часто наш хор приглашали на различные торжества, причем мы всегда открывали концерт какой-либо торжественной кантатой. 7-го ноября 1950 года мы давали концерт в Свердловском оперном театре и начинали его кантатой о Сталине:
              «От края и до края, от моря и до моря,
               Где горный орел совершает полет,
               О Сталине мудром, родном и любимом,
               Прекрасную песню слагает народ!»
Запевал наш студент Игорь Наволошников, одновременно он учился на заочном отделении Уральской консерватории, а позже расстался с карьерой горного инженера и был солистом Мариинского театра в Ленинграде. В первом ряду сидел маршал Жуков, внимательно слушал наш концерт и часто аплодировал.
Выступал также на концертах и курсант Свердловского авиационного училища Борис Штоколов. Послушав его выступление
Г.К.Жуков попросил представить ему этого курсанта и сказал ему: «Молодой человек, таких летчиков, как ты, у нас много, а хороших певцов — мало. Тебе надо петь». После этого курсанта Штоколова без экзаменов зачислили в Уральскую консерваторию, а позже он стал народным артистом СССР и пел вначале в Свердловском оперном театре, а потом — тоже в Мариинском театре.

Улица Ленина,  плотина пруда.
На первомайской демонстрации 1951 года Г.К.Жуков стоял на праздничной трибуне, на площади 1905 года, напротив здания обкома партии.
В то время в институте была военная кафедра под руководством полковника Развадовского. Это был кадровый военный, прошедший всю войну, очень требовательный и строгий офицер. Однажды, он пришел на занятия необычайно воодушевленный и сказал, что он присутствовал на  разборе  маневров  войск  Уральского военного округа, который проводил Г.К.Жуков.  Вот  буквально  его слова: «Много я видел всяких военных ситуаций и учебных и боевых, но такого талантливого анализа — никогда видеть  не  приходилось. Жуков — это военный гений!»
Строевая подготовка у нас была, как говорится, на высоте и колонна студентов горного института, в форменных черных шинелях на демонстрации выглядела весьма впечатлительно. Мы, независимо от руководства договорились и когда проходили мимо трибуны, три раза громко проскандировали: «Маршалу Жукову слава!» Георгий Константинович улыбнулся, помахал нам рукой.
Вот, пожалуй, и все мои встречи с Г.К.Жуковым.

У памятника Я.Свердлову.
Оперный театр. Здесь наш хор
слушал Г.Жуков.
После смерти Сталина его назначили Министром обороны, и он отбыл в Москву. А позже Хрущев снял его с этого поста, причем сделал это как-то мелко, даже непорядочно.
В 1973 году я работал в одном из московских институтов, там же трудился полковник в отставке, бывший боевой офицер, прошедший всю войну и осуществлявший одним из первых залповый огонь из гвардейских минометов — «Катюш»: Василий Маркович Чумак. У него была книга Г.К.Жукова «Воспоминания и размышления», первое прижизненное издание, с дарственной подписью маршала. Как-то мы разговорились, и он сказал, что после войны он был советским военным атташе в Югославии. Когда туда прибыл с официальным визитом Г.К.Жуков, он сопровождал его по всей Югославии. Потом был визит в Албанию и И.М.Чумак также был там вместе с Г.К.Жуковым. И именно в этот момент Г.К.Жуков был отстранен от должности Министра обороны и уволен в запас. Говорят, что Г.К.Жуков был против засилья партийных органов в армии и их постоянного вмешательства в военные дела. Иван Маркович посчитал отставку Г.К.Жукова также и оскорблением своей офицерской чести и сам подал в отставку, которая и была принята.
18 июня 1974 года Георгия Константиновича не стало. В этот же день, в смелой по тем временам статье «Народный маршал» в газете «Комсомольская правда» Василий Песков писал: «…А память народная будет беречь имя Жукова в ряду самых славных имен Отечества: Суворов, Кутузов, Жуков… Мы скоро привыкнем к соседству этих имен. И это — лучший памятник полководцу».
Я ходил прощаться с маршалом в дом Советской Армии 20 июня 1974 года. Никогда не видел такого количества людей на похоронах. Вся территория, примыкавшая к дому Советской Армии была оцеплена войсками МВД, наверное, их было не менее 10-15 тыс. Очередь желающих проститься с маршалом протянулась по улицам Москвы на несколько километров. Помню, что проходили мимо дома-музея Ф.И.Достоевского. В очереди были и седые ветераны фронтовики и люди среднего возраста и много молодежи. В большинстве своем люди высказывали недовольство весьма скромной организацией похорон, ограниченностью доступа к гробу; вместо обещанных двух дней прощание с телом маршала было только один день. Ночью тело Г.К.Жукова было кремировано и на другой день 21 июня прощание было лишь с прахом покойного.
Многие возмущались: почему маршала хоронят в кремлевской стене, а не в могиле с памятником у кремлевской стены. Другие высказывали мнение, что в Америке гораздо менее способный и менее талантливый военный Дуайт Эйзенхауэр, был избран президентом, а Г.К.Жуков, полководец, равных которому не было во второй мировой войне — был в опале и в отставке.
Почти все, подходя к гробу, плакали.
Когда до дома Советской Армии нашей очереди оставалось метров 200-250, внезапно грянул гром. А был ясный солнечный день, а часов в 14 вдруг загрохотал гром, полил, буквально, водопад с неба. А через полчаса — вновь засияло солнце. В очереди все промокли буквально до нитки, но никто не ушел со своих мест. Все говорили, что это небо салютует маршалу и прощается с ним.
Вот  такие  впечатления  остались  у  меня  от  встреч   с Г.К.Жуковым.
Сейчас, наконец, народному маршалу поставили памятник, выбили медаль, деревня Стрелковка в Калужской области стала городом Жуковым. Все это наша задержавшаяся дань ратному труду великого полководца, спасшего, не боюсь сказать этого слова, Россию от невиданного порабощения.
Но вот что настораживает. В  учебнике для средней школы, изданным на средства от фонда Сороса  и одобренного Министерством образования (1995 г.), о Великой Отечественной Войне было сказано меньше, чем о сражениях англичан в ливийской пустыне или о битве на Тихом океане. А о Г.К.Жукове — вообще ни слова! Это, видимо, правящие в то время «демократы» пытались лишить нас памяти величайшего полководца, русского патриота, великого гражданина нашей Родины.
Давайте будем всегда помнить эту дату: 19 ноября 1896 года, день рождения народного маршала, давайте будем всегда приносить цветы к его памятнику у Исторического музея.

среда, 16 декабря 2015 г.

Учеба в Горном. Мемуары В.В. Марченко

Марченко Вячеслав Васильевич
Доктор геолого-минералогич. наук, академик РАЕН

 1.5. ИНСТИТУТ                                                 
СТУДЕНТ (начальные курсы 1948-1950 гг.)

Весной 1948 года я сдал в школе экзамены за 10-й класс и получил Аттестат зрелости. Все оценки в нем были «5″, кроме русского языка, по которому стояло «4″. Серебряную медаль мне не дали, т.к. по русскому обязательно нужна была только «5″. Такая требовательность обосновывалась, видимо, тем, что государство наше недавно победило в Великой Отечественной войне практически всю Европу; язык наш «великий и могучий» и знать его нужно очень хорошо. Помню, что еще в 9-м классе зачитали нам приказ по Министерству народного образования, в котором критиковалась практика изучения русского языка, особенно при написании сочинений. В приказе приводились примеры из сочинений школьников, которые запомнились до сих пор: «Онегин был светский человек и мочился духами», «Дубровский и Маша Троекурова имели сношения через дупло старого дуба», «Чичиков уехал в карете с поднятым задом» и др. После этого приказа мы даже в 10-м классе повторяли русский и литературу. Кстати, в это время вышла работа И.В.Сталина «Марксизм и вопросы языкознания».

Между прочим, мне кажется, что такое отношение к своему родному языку заслуживает всяческой поддержки и является правильным. Вот сейчас слушаешь, как депутаты речи произносят, и удивляешься их безграмотности. Да что депутаты, сами дикторы и корреспонденты иногда такое загнут — страшно за наш язык становится. Ведь ввели вот французы закон о том, что нужно правильно говорить по-французски, вывески на иностранных языках отовсюду сняли и все довольны. Французский язык такой изящный и звучный, что невестка Лена взялась его изучать.
Таким образом, мне пришлось при поступлении в институт сдавать все приемные экзамены, в том числе и писать сочинение. Однажды я уже имел печальный случай сдачи вступительных экзаменов в Нижне-Тагильский строительный техникум за моего друга Бориса Артемёнка. Последствия этого события моей жизни описаны в рассказе «Дамский револьвер».
По настойчивому совету моего деда, потомственного уральского старателя Федора Евгеньевича Козина, я решил поступать в Свердловский горный институт. Первые основы горного дела и полевой минералогии я, в свое время, осваивал как раз с его помощью. Во время войны каждое лето мы промывали с ним старые старательские отвалы в тайге и за день очень тяжелого труда намывали по полграмма и даже иногда по грамму золота. Его тогда принимали от всех и давали за него специальные талоны: «боны», на которые в особых магазинах «Торгсинах» можно было купить муку, сахар, крупу и др. Вот так и продержалась наша семья в войну, когда папа был на фронте и пришел в 1942 году раненым инвалидом.
Поступление в Горный институт было обусловлено еще и тем, что там была самая высокая стипендия, на 1-м курсе 395 рублей с прибавкой за каждый курс по 100 рублей. Кроме того, студентам полагалась форма: черная куртка с позолоченными контрпогонами, брюки с синим кантом, шинель и фуражка (один котрпогон сохранился у меня до сих пор). Для молодого человека это много значило.
Я посоветовался с родителями, и они поддержали моё желание в выборе специальности. Ведь для них высшее образование у человека тоже значило очень многое. В то время людей с высшим образованием понимали так же, как, наверное, теперь ценят диплом доктора наук. И вообще человека с высшим образованием можно было встретить редко, а среди наших родственников и знакомых был только один инженер В.И.Стось. Так что все приветствовали моё поступление в институт, даже если бы я и выбрал другую специальность.
Правда, было ещё у меня желание поступить в Высшее военно-морское училище в Одессе, но как-то эта мечта отошла на второй план, а потом и вовсе исчезла. Теперь, по прошествии более 60-лет, я считаю, что сделал в то время правильный выбор на всю свою жизнь.

Итак, я в Свердловске. С волнением захожу в главный корпус института, узнаю, где находится приемная комиссия, и пишу заявление. Меня допустили к приемным экзаменам, дали направление в общежитие, ознакомили с расписанием консультаций и экзаменов. Конкурс был что-то человека 2 на одно место, т.к. поступало много демобилизованных фронтовиков, которые шли вне конкурса.
Идем вместе с Женей Комаровым (мы вместе заявления подали) в общежитие. Оно оказалось совсем недалеко — во 2-м учебном корпусе института. Комендант поселил нас в спортзале. Заходим туда: стоят 4 ряда кроватей, по 10 в ряду, многие места уже заняты ранее приехавшими абитуриентами. Мы выбрали себе места рядом и стали знакомиться с коллегами: Славой Голиковым, Володей Ивлиевым, Геной Возжениковым, Андреем Овчинниковым, Василием Овчинниковым, Колей Кабиным, Федей Боровковым, Виктором Бутовым,  Антоном Степановым, Валей Осколковым, Сашей Лудининым, Володей Кондратьевым, Гришей Филипповым,  Володей Прозиным, Толей Киреевым, Аликом Рубцовым, Колей Скутиным и многими другими.
Среди поступавших в институт девчат было немного. Особенно запомнились нам тогда две сестры-близнецы: Вера и Надя Калеговы из Сосьвы, что на Северном Урале. Одеты они были очень скромно и аккуратно. Я как-то сразу обратил внимание на Веру: красивое лицо с большими голубыми глазами, русая коса, уложенная на голове подобно короне, спокойное достоинство, выделяли ее среди всех. Позже мы узнали, что обе сестры были сиротами: отец погиб в войну, а мама умерла еще до войны.

После окончания института мы с Верой поженились и поехали вместе на работу в Казахстан.
Итак, все мы готовились сдавать экзамены: посещаем консультации, занимаемся в библиотеке, советуемся друг с другом. Вопросы в экзаменационных билетах тогда не печатались, и мы  усиленно готовились.
И вот — первый экзамен: сочинение по литературе с оценкой и русского языка. Не помню уж, какая была тема, но я довольно волновался и переживал, однако уложился в срок и даже проверил несколько раз свое творение. Через день с замиранием сердца идем смотреть свои оценки. Гора каменная с плеч свалилась: «Марченко В.В. «4″. Как-то сразу уверенней себя чувствовать стал. Некоторые абитуриенты «срезались» уже на первом экзамене, но среди моих знакомых таких не было.
Все последующие экзамены я сдал на «пятерки». Наконец, приглашают в приемную комиссию геофака. Председателем комиссии был профессор Дмитрий Сергеевич Штейнберг. На факультете в то время было три специальности: «РМ» геология, поискам и разведка месторождений (мы называли это «разведка молотком»), «РФ» — геофизические методы разведки («разведка физикой») и «ТР» — техника разведки («разведка техникой», те, бурением).
Дмитрий Сергеевич запомнился мне  как очень душевный и интеллигентный человек. Потом я с интересом слушал его лекции по петрографии; крупнейший специалист по магматическим горным породам.

Я подавал заявление на первую специальность. Дмитрий Сергеевич сказал мне, что я успешно выдержал все экзамены и зачислен в институт. Но дело в том, что для студентов «РМ» в общежитии мест нет и, предложил мне перейти в группу «ТР». Я был весьма рад, что поступил, да еще со стипендией и быстро согласился. Через некоторое время всех вновь зачисленных студентов распределили в учебные группы. Я попал в группу ТР-48-1, а сестры Калеговы — в группу РМ-48-2. Нас ознакомили с расписанием занятий, выдали студенческие билеты и зачетные книжки. Меня выбрали старостой группы. Не знаю уж почему, но я и в школе всегда был старостой класса и в институте 5 лет тоже.
Так началась новая, студенческая жизнь. Вначале все было непривычно: лекции по 2 часа, занятия в 3-х различных зданиях, семинарские занятия, самостоятельная работа в библиотеке и др. Хотелось поближе познакомиться с городом, побывать в театрах, музеях. Но все понимали: » 1-й семестр продержишься — будешь студентом!» И мы старались изо всех сил. Занимались часто и по ночам. Помню такой случай: сидит группа студентов в нашем общежитии — спортзале часа в 2 ночи и никак не может решить какую-то задачу по высшей математике. В зале — свет и шум, кое -кто заснуть не может. Вот с койки поднялся Володя Козырин: «Ну, что вы тут шумите? Чего там у вас?»
Подошел к столу, посмотрел и решил задачу за 3-4 минуты и снова лег спать. Мы были поражены его способностями. Ему бы не геологом надо быть, а математиком. Мы не знали в то время, что его брат, фронтовик, инвалид, преподавал в нашем институте электроразведку.
Впрочем, были и другие примеры. Вспоминаю, как на одном из семинаров по математике, который вел П.П.Макаров, мы изучали интегрирование. Петр Петрович спрашивает: «Ну, вот, например, как можно быстро подсчитать, сколько семечек поместится в мою шапку?» Все задумались, а Борис Григоркин подумав, ответил: «Да, пожалуй, стаканов пять войдет». Громкий хохот в аудитории, и Борис сам смеялся тоже.

Геодезию преподавал нам И.А. Блашкевич. Геодезия наука точная, требует аккуратности и тщательного отношения. Иван Андреевич и старался привить нам эти качества, учил, как нужно писать конспект лекций, отмечать важные особенности и детали. Эта аккуратность во многом помогла мне на практиках, да и на производстве — тоже. Лекции Иван Андреевич читал просто, доступно и понятно.
С большим интересом слушали мы лекции по физике Ивана Кирилловича Овчинникова. Он так умело сочетал теорию с точными и интересными опытами, что все становилось понятным. Однажды он продемонстрировал нам действие фотоэлемента; мы поразились, что стрелка гальванометра отреагировала на тепло руки метров за 20. В то время такая чувствительность датчика казалась нам очень высокой. В другой раз он предложил нам рассчитать количество электронов от лампочки карманного фонарика, которое поступит на фотоэлемент, расположенный на расстоянии в 10 километров от источника света.
Внешне Иван Кириллович выглядел строго, но к студентам относился всегда терпеливо и ровно.
Довольно много времени в учебном процессе уделялось общественным дисциплинам и политическим курсам: «Истории КПСС», «Основам марксизма-ленинизма», «Политической экономии». Нам казалось, что на эти предметы дается довольно много часов, но что-либо возразить против этого нам и в голову не приходило. И не потому, что боялись, мы как-то принимали все это как нечто обычное. Да и комсомольская работа была основательной. Веру Калегову студенты выбрали в бюро ВЛКСМ геофака, а на втором курсе — она была уже членом бюро комсомола института. Комсомольцы частенько ходили на воскресники, прогульщиков, выпускали очень интересные стенгазеты.

Следует сказать, что чувство коллективизма всячески поощрялось и поддерживалось. Ведь в геологии, как и в разведке, без взаимовыручки просто не выжить. Вот это чувство «локтя товарища» сохраняется у многих из нас до сих пор.
Иностранный язык (английский) преподавала Н.А.Козлова. Стройная, даже хрупкая, красивая женщина с такой любовью относилась к своему предмету, что даже переживала, когда какой нибудь студент не мог правильно произвести звук «th». До сих пор помню, как она учила четко произносить звуки «t» и «d» особенно в конце слова. Мы запоминали слова, учили грамматику, а также сдавали с переводом «тысячи» слов текста из журналов «The world petroleum» и «The oil weekly». Мне как-то легко давался английский язык, хотя в школе я изучал немецкий. Когда по прошествии трех лет после окончания института я поступал в заочную аспирантуру, экзамен по английскому я сдал на «5″.
Лекции по минералогии читал Г.Н.Вертушков. Всегда улыбающийся, доброжелательный и вежливый со всеми. Не помнится ни одного случая неуважительного или, тем более, грубого отношения к студентам со стороны преподавателей или вообще сотрудников института.
Г.Н.Вертушков так увлеченно знакомил нас с предметом, восхищался красотой минералов, строгой формой кристаллов.
Он самым достойным образом продолжил курс минералогии, который читал здесь его великий предшественник профессор К.К.Матвеев. Мы еще застали Константина Константиновича в его бытность на этой кафедре. Это был довольно пожилой человек, высокий, с умным взглядом, седой шевелюрой и красивым лицом, обрамленным усами и небольшой бородой как у А.П.Карпинского и В.И.Вернадского. Мы в то время даже и не знали, что он был первым ректором; каких трудов стоило ему сохранить наш институт в тяжелые годы гражданской войны. Благодаря его энергии был налажен учебный процесс, организовано исследование минералогии Урала, создано камнерезное дело, пополнены коллекции нашего музея. Все мы с большим энтузиазмом изучали минералогию. Я уже тогда начал собирать различные минералы. До сих пор я увлечен этим делом, собрал неплохую коллекцию. Когда смотришь на эти образцы, вспоминаешь геологические экспедиции, места, где бывал, своих товарищей и коллег.
Таким же интеллигентным профессором, как К.К.Матвеев, был незабвеннейший Модест Онисимович Клер. Счастье даже краткого общения с ним навсегда осталась в моей памяти. Тогда он выглядел пожилым жизнерадостным человеком с густой шевелюрой седых волос, глаза его всегда излучали какое-то тепло и участие. Он занимался в то время исследованием
карстовых явлений на Урале и составил такую карту. Вел он кружок любителей геологии, давал нам иногда пояснения в геологическом музее нашего института.
Позднее, когда я собирал материалы к монографии «Геологическая служба России. К 300-летию основания», мне повстречалась книга об отце Модеста Онисимовича — Онисиме Егоровиче Клере. В ней было приведено письмо отца к своим сыновьям: Модесту и Владимиру. Вот что он писал: «Будете-ли вы профессорами, врачами, учителями или поступите на промышленную или коммерческую службу для зарабатывания средств к жизни, это довольно безразлично, лишь бы в вас проявилась та умственная и нравственная сила, благодаря которой человек бывает, полезен себе и другим, но без которой самое лучшее образование ничего не дает». Какие слова! Какое напутствие! Неплохо бы их помнить и знать всем и в наше время. Модест Онисимович многое перенес в своей жизни: и революцию и незаслуженную репрессию; он был одним из первых профессоров нашего института в самые тяжелые его времена, но он всегда следовал завету своего родителя и его светлый образ навсегда запечатлен в истории Горного института. Какой пример преданности своему делу, доброжелательности и порядочности подавали они своим личным примером всем студентам.
Продолжим повествование о наших преподавателях по другим предметам. Вообще нужно отметить, что нам давали довольно разностороннюю подготовку. Когда позднее я работал в Германии, коллеги-немцы спрашивали: «Где Вы получили такое энциклопедическое образование?» «В горном институте на Урале», с гордостью отвечал я. Например, курс по технологии металлов был весьма содержательным. Мы изучали свойства металлов, структуры сплавов, методы их обработки. Нас научили работать на токарном, фрезерном, сверлильном станках, выполнять слесарные работы.

Курс деталей машин и механизмов читал Александр Петрович Зимин, замечательный и оригинальный педагог. Он лишь недавно демобилизовался из Советской армии. Его лекции захватывали нас, а когда он чувствовал нашу усталость, то делал реплики, которые вначале расслабляли, а затем, напротив, приводили к еще большей внимательности. Поясняя нам принцип «степеней свободы» механизмов, он говорил, что наша рука образец совершенного природного механизма, имеющего 27 степеней свободы, что пока недоступно
техническим устройствам. Более подробно один из эпизодов на его лекциях описан далее в рассказе «Борис Гордиенко».
И еще об одном предмете: начертательной геометрии. Читал этот курс пожилой профессор А.Н.Турчинский. Как он читал! Заслушаешься и заглядишься. Даже кого из бывших студентов, своих коллег сейчас спросишь, все его хорошо помнят. Читая курс, он даже как-бы и не глядел в сторону аудитории. Совсем глаз не поднимал, как будто в пустом зале читал. Естественно никаких бумаг перед ним никогда не было. Но как оживали под его рукой нарисованные на доске цветными мелками объемные пересечения самых сложных геометрических фигур: параллелепипеда и конуса, пирамиды и тора, цилиндра и шара. При этом, давая пояснения, он часто произносил: «А это, что такое? Да это та-же Матрена, только в другом сарафане». Жаль, что не сохранились конспекты его лекций. Но вот ни в одной книге, посвященной юбилеям нашего института (50 и 75 лет) я, к сожалению, нигде не встретил даже его фамилии.
Ну, и, наконец, о физкультуре. Кафедра эта была весьма достойной. Мы регулярно занимались спортом: бегали, ходили на лыжах, занимались гимнастикой, принимали участие во многих соревнованиях, сдавали нормы «Готов к труду и обороне». Особенно упорными были наши состязания с студентами Политехнического института — главными нашими соперниками, особенно по футболу и хоккею. Я занимался в мотокружке и входил в команду гонщиков-мотоциклистов. В летнюю пору мы проводили гонки в окрестностях города, а зимой — приделывали к покрышкам колес стальные шипы и устраивали скоростные гонки на льду большого городского пруда.
Теперь немного о нашем тогдашнем быте. Студенты старшекурсники жили в общежитии по ул. Ленина, студентки по ул. Малышева, а студенты 1-го и 2-го курсов в здании 2-го учебного корпуса. Да еще некоторые, не особенно успевающие, снимали комнаты на несколько человек в частных домах. Помню, когда мы получали военные билеты в военкомате на вопрос «Где проживаете?» отвечали: «Университетская, 9″, «A квартира?» — отвечали: «Спортзал», чем нимало удивляли военкома: «Что это у вас так много людей не может жить без спорта?»
Студенческая столовая находилась в этом же 2-м учебном здании. Обед обходился в 2,5 максимум в 3 рубля. За общежитие платили по 25 рублей в месяц. Так, что при стипендии на 1-м курсе 395 рублей можно было жить довольно сносно. Но вот кто любил покутить (а такие были), те к стипендии частенько залезали в долги. Одно время для упрощения оплаты за обед были введены талоны. Заплатишь со стипендии рублей 200 или 250 и завтракай и обедай себе весь месяц. Это мероприятие было оценено студентом Борисом
Прокопенко как: «Самое лучшее изобретение человечества за последний век». Утром, обычно, пили чай с булкой или бутербродами, кто что имел. Вечером — иногда колбаску (колбасный батон тогда стоил 10 рублей килограмм, естественно все продукты тогда были натуральные, без всяких добавок и наполнителей), варили из концентратов каши, кисели, благо всего этого было много, и стоили они недорого. Некоторые (и я в том числе) привозили  из дома картошку, овощи, т.к. до Нижнего Тагила было недалеко: всего 5 часов езды на поезде.
Один оригинальный студент Олег Беневоленский к занятиям относился спустя рукава, частенько был «под шафе», много спал, считая, что: «От сна еще никто не умирал» и «Ученье не уйдет, а здоровье не купишь». Любил он и «гульнуть». Всегда у него был «финансовый дефицит». Однажды он поспорил, что за один раз сможет съесть буханку хлеба и полкило сливочного масла. Мы быстро собрали деньги, купили и хлеб и масло. Олег с аппетитом принялся за обед, но постепенно «снижал темп» и смог осилить лишь половину заявленного. После первой экзаменационной сессии он был отчислен за неуспеваемость.
Часто студенты занимали в долг у своих более экономных или обеспеченных коллег. Так наш сокурсник Альберт Пьянков, красавец,
поэт  с  псевдонимом  «Аркашка  Несчастливцев»,  занял   однажды,
кажется, у Бориса Григоркина, рублей 200, а отдать  все  не  мог.
Когда кредитор буквально «прижал» его, он на наших глазах, не отрывая карандаша от листа бумаги, за 3-4 минуты написал:

«Я счастлив, что на этом свете,          Ты, в жизни  юного поэта,
Неодинок я был, с тобой                        Как освежающий родник.
Готов делить горбушку хлеба               Предмет любви, сиянье света!
И муть лазури голубой.                          А я — навеки твой должник.
Я без тебя страдал и плакал,               Как много счастья и отрады
Роняя грозди горьких слез,                    Принёс ты мне, моим годам.
Не наслаждаясь блеском лака              Я жизнь тебе отдам, коль надо,
Сверхпоэтических берез.                       Но только долга не отдам!
Но все прошло: теперь с тобою
Мне не страшны тоска и холод,
Оберегаемый судьбою
Я снова стал, как прежде, молод.


После окончания института он уехал работать на Колыму, и след его там  затерялся. Писал-ли он еще? Не знаю. Но, очевидно, что талант у него был большой.
В нашей студенческой жизни в то время много значил профсоюзный комитет. Наиболее нуждающимся выделяли помощь на лечение, путевки в дома отдыха, санатории. Оплачивали коллективные посещения филармонии, театров. Продовольственные карточки были отменены с 1-го января 1948 года, и каждый год в марте происходило снижение цен на продовольственные и промышленные товары; такое снижение продолжалось вплоть до смерти И.В.Сталина в 1953 году. Что такое «инфляция» мы и не знали. Так что не все было плохо в наше студенческое время по сравнению с теперешним.
Нередко посещали мы театры. В оперном театре тогда уже пел студент консерватории Борис Штокалов; поступить в консерваторию ему, тогда еще курсанту военного училища, посодействовал маршал Жуков, услыхавший однажды его пение. Драматический театр мы тоже нечасто посещали. Помню, как-то была встреча студентов консерватории и нашего института в этом театре. Присутствовал тут и Борис Штокалов. Хорошо «поддав» он спел романс «Гори, гори, моя звезда». То-ли молодость его, то-ли настроение было приподнятое, но он спел с такой силой, вдохновением и чувством, что такого исполнения я больше так и не слышал больше никогда, даже позже слушая его выступление по телевидению, когда он уже был народным артистом СССР.
Особенно нам тогда нравилось посещать театр музыкальной комедии. Свердловская музкомедия тогда была одна из лучших в стране. А какие великие артисты там играли: Викс, Маренич, Дыбчо, Матковский, Емельянова. Помню, как мы присутствовали на спектакле «Дочь фельдмаршала» (о Суворове), в котором Емельянова играла главную роль, за что ей была присуждена Сталинская премия. Артисты эти пользовались громадной популярностью. Когда скончался Дыбчо, траурная процессия заняла всю центральную улицу города.
Часто в институте устраивали музыкальные вечера классической музыки в исполнении оркестра филармонии. Концерты сопровождались пояснениями музыковеда, так мы приобщались к шедеврам музыкального искусства.
Кажется в 1949 году в Свердловск приезжал с концертами Александр Вертинский. В то время его манера исполнения мне не особенно импонировала.  А вот наш студент Юра Пивенштейн говорил: Да это же гигант классики! Как вы этого не понимаете?» Прошло много лет и теперь, слушая записи песен этого великого исполнителя, я вспоминаю Юрину оценку. Как он был прав.
Меня всегда интересовали музеи, особенно краеведческие, ведь у нас в Нижнем Тагиле был (и сейчас он один из лучших) отличный музей.
В свердловской картинной галерее мне особенно понравилась картина «Прачка» кисти, кажется, Крамского. Молодая, красивая женщина в красной кофте, стирает белье. Вьющиеся темные волосы, правильные черты лица, в глазах затаенная грусть. Ее взгляд устремлен прямо на вас и, кажется, она хочет о чем-то поведать вам. Было в этой картине нечто магнетическое, притягивающее. Прошло столько лет, а картина эта не забывается. После окончания института, бывая в Свердловске, а затем и в Екатеринбурге, я несколько раз заходил в картинную галерею, но, к сожалению, картины этой более не встречал.
В институте был большой хор, в нем пели более 100 студентов и, в том числе, автор этих строк. Это была гордость не только нашего института, но и всего города. Мы часто выступали на различных торжественных и культурных мероприятиях. Одно из таких выступлений описано в рассказе «Встречи с маршалом Жуковым».

Мужской хор Горного института.
Вверху крайний слева В.Марченко. 1950 г.
Многие студенты учились танцевать бальные танцы. На студенческих вечерах отдыха танцевали вальс, падеграс, падеспань польку и др. Нам также нравились и танго и фокстрот.

В 1949 году были два памятных события: первые послевоенные выборы в Верховный Совет СССР и 70-тилетие со дня рождения И.В.Сталина.


На избирательном участке в здании Геофака.
А.Пьянков, С.Голиков, В.Овчинников. 1949 г.
В период избирательной компании, многие из нас были агитаторами, составляли и сверяли списки избирателей. У меня сохранилась фотография той поры: Агитпункт избирательного участка N 17 в здании геофака. Плакат: «Слава товарищу Сталину, творцу советской науки!». План работы агитпункта: кинофильмы: «Оборона Царицына», «Как закалялась сталь», «Константин Заслонов» и др., лекции, концерты для избирателей. В агитпункте стоят наши студенты: С.Голиков, В.Овчинников, А.Пьянков.
Во всех организациях проводились предвыборные собрания, выдвигали обычно двух кандидатов: Сталина и кого-либо из местных, или кого-либо из членов Политбюро КПСС: Молотова, Ворошилова, Хрущева, Маленкова и др. и еще кого-то местного. За несколько дней до выборов Сталин и другие высокие кандидаты благодарили за доверие и давали согласие на баллотирование в каком-либо одном избирательном округе. Таким образом, в
списке оставался один кандидат, который и набирал 99,9 % голосов избирателей. Другой избирательный участок был у нас во 2-м учебном корпусе, сюда приходил голосовать маршал Жуков со своей семьей.
Сталинский юбилей проводился с размахом. На собраниях во всех организациях и предприятиях принимались повышенные социалистические обязательства по выполнению планов и производственных заданий, принимались поздравления в адрес юбиляра, посылались подарки. Помню, были очень дорогие подарки от руководителей стран народной демократии (Восточной Европы). Так, Петру Гроза (руководитель Румынии) подарил какой-то особый паровоз. Все подарки Сталин передал либо в музеи, либо непосредственно на производство. Помню еще, что в газетах и по радио в 1949 году передавались тревожные сведения о создании агрессивного блока НАТО. Наше правительство и лично Молотов (Министр иностранных дел) несколько раз обращались с предложением принять в НАТО СССР, но всегда получали отказ. Тогда в противовес НАТО и был создан Варшавский оборонительный договор.

Вот, примерно в такой обстановке мы жили и учились. Чего-то необычного во всем мы не замечали. Так, уж видимо, устроена наша жизнь.
Вот и весна; успешно окончен первый курс и нам предстоит проходить практики ознакомительные: геологическую и горную и большую, почти производственную — геодезическую. Нужно особо отметить, что институт наш всегда славился прекрасным сочетанием теории и практики. Это, пожалуй, главное достоинство и преимущество уральской горно-геологической инженерной школы.
Геологическую практику мы проходили на обнажениях горных пород: у Верх-Исетского пруда, у Шарташских каменных палаток, на Шабровском тальковом карьере. Там мы находили прекрасные образцы кристаллов магнетита.
Горная практика происходила на Березовском золоторудном месторождении. Впервые мы спускались в шахту, ходили по штрекам и квершлагам, знакомились с работой по проходке забоев, с буровзрывными работами, с технологией добычи руды, с подъемом ее наверх («на-гора»).
На другом предприятии Пышминском медеэлектролитном заводе нас знакомили с обогатительным процессом: как из бедной руды после ее дробления получают методом флотации медный концентрат, как из него в процессе электролиза получают рафинированную медь.
Главная наша практика, геодезическая, проводилась на учебной базе института неподалеку от города Сухой Лог, на берегу реки Пышмы. Очень красивое место: большая поляна в лесу, посреди которой стоит несколько
бараков, в которых мы жили. Рядом деревушка Рогалево 5 — 6 домиков, река с пологим нашим правым берегом и очень крутым — левым, на котором главенствует высокая Дивья скала с триангуляционной вышкой на самом верху.

На геодезической практике, Надя,
М.Ф.Солодилов, Вера. Сухой Лог,
1949 г.
Руководил практикой милейший Иван Андреевич Блашкевич, задания давал и проверял Матвей Федотович Солодилов. Самые светлые воспоминания остались от этой практики. Нас научили делать топографическую съемку сложной по рельефу местности, измерять самые различные ситуации, строить и чертить точные карты и планы местности, «привязывать» эти карты к государственной системе координат. Вот сейчас со спутника и местность снимут, и высоты определят, и координаты «привяжут» и все это с помощью приборов, лазера, компьютера. Дух захватывает. А ведь к этому все шли через методику ручной триангуляционной и нивелирной съемок, которые мы тогда с интересом изучали.
Много было всяческих приключений, а какие вечера с песней под гитару у костра! Мы пели на мотив неаполитанской песни:

Рейку поставлю я,               Рейка легка моя,
На край канавы,                  Углы прямые,
Буду отсчеты брать,         О! Солодилов,
При «круге право».             Матвей Федотыч!

Так закончился первый студенческий год.  Нас ожидал  1950 год.

Едем на производственную практику.
Станция Карталы, пересадка      















Источник

Фотокоррекция: ArtOleg