пятница, 20 августа 2010 г.

Люди камня

| В копилку краеведа  

(из книги: Шакинко И.М., Семенов В.Б. Завод «Русские самоцветы». -Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1976. С. 151-154)


Знаменитый уральский горщик
Данило Кондратьевич Зверев (1854-1940)
из деревни Колташи
Славен Урал не только своими каменными кладовыми, но и талантливыми мастерами, теми людьми, что, очарованные камнем раскрыли его красоту другим…Всякий раз, когда фабрика оставалась без сырья или возникала надобность в каком-нибудь уникальном камне, на помощь приходили знатоки уральских самоцветных кладовых – Данила Кондратьевич Зверев и Григорий Георгиевич Китаев.
Семидесятилетний Данила Кондратьевич Зверев был назначен трестом «Русские самоцветы» экспертом по оценке драгоценных камней, в частности экспортных партий изумруда. В тридцатые годы этот знаменитый уральский горщик стал мировой знаменитостью. Он – постоянный участник симпозиумов, конференций, заседаний Академии наук СССР. Столичная профессура обращалась к нему как к арбитру в свои минералогических спорах. Президент Академии наук СССР А.П.Карпинский в знак особого уважения и дружбы подарил ему свою любимую трость из красного дерева с богатым резным набалдашником. Узы дружбы связывали Зверева с Ферсманом, Кржыжановским…
«Жил «мурзинский профессор», – вспоминает близко знавший его А.Китаев, – скромно: в полуподвальном помещении на Коробковской улице. Одна комната в квартире была проходной, в ней обычно ночевали заезжие горщики из деревень, товарищи по охоте за камнем. Во второй – чувствовался некий комфорт: на полу разостланы половики, у одной из стен березовый диван с двумя креслами по бокам. На другой – старинные, из бисера картины. В этой комнате принимали гостей и угощали их чаем»1.

Григорий Георгиевич Китаев
На дворе перед окнами находилась «кладовуха», заваленная камнями. Настоящим же своим домом Зверев называл Урал. Он и знал его не хуже собственной «кладовухи», находя в его погребах – «занорышах», рассыпанных от Денежкина Камня до Миасса и от Соликамска до Надеждинска, изумруды, рубины, аметисты… Находил он и алмазы за околицей своей деревни Колташи.
«Нет такого камня, чтоб не было его на Урале, – почти суеверно говорил Зверев. – А если чего нет, значит не дорылись еще…Надо только «слово знать», иначе клад не обойти»2.
…Горщик…это слово уральское…Издавна им обозначали человека, ищущего камни – «охотника» за камнями…
…Говорят, он и денег-то не умел считать. До сих пор в Колташах рассказывают о чудаке Даниле, что поехал когда-то в Екатеринбург заказ сдавать, а вернулся с двумя подводами пряников для всей деревни…
Хранил лишь в тайне десяток месторождений как единственное богатство, что хотел передать перед смертью сыновьям. Но вскоре сам признал, что никто из его сыновей в завещании не нуждается. Одного революция сделала инженером. Другие стали гранильщиками-стахановцами. И никто из них не склонен менять свои профессии на изменчивое счастье горщика.
------------------------------------------------------------------------------

1 Уральский следопыт. 1972. № 11. С. 58-60.
2 Попов В. Самоцветы Урала. Свердловск, 1937. С. 109-110.

«Вспоминая малую родину»

Из воспоминаний Надежды Павловны Нестеровой-Анфиногеновой

Текст взят из литературно-краеведческого сборника "Уральская старина", выпуск 4. Екатеринбург, Академкнига, 2000
 

Нестерова-Анфиногенова, Н. П. Воспоминания : о жителях улицы Ломаевской (Февральской революции) в [Екатеринбурге] / Надежда Нестерова-Анфиногенова. - С .176-198


О черносотенцах
По Щипановскому переулку (позднее Боевых дружин) между Набережной и Фетисовской (ул. 9 января) посредине квартала стоял небольшой двухэтажный домик, в подвальном этаже которого помещалась лавка с бакалейными товарами, керосином и спичками. Фамилия хозяина лавки Кокоровцев. Мать его жены пекла замечательно вкусный ржаной хлеб и варила говяжью печенку, которую разбирали на завтрак вместе с хлебом извозчики. У них напротив лавки была «биржа», т.е стоянка.
Кокоровцев был довольно известным в то время «черносотенцем» и мне даже довелось увидеть небольшое шествие черносотенцев. Шли они по Фетисовской улице часов в 11 – 12 дня в один из дней, когда отмечалось рождение военного парада, которые всегда проходили в «царские» дни на Кафедральной площади.
Одеты «черносотенцы» были в черные поддевки с нашитыми на грудь белыми полосками, шаровары и сапоги. Их было человек 40 и 50. Шли без шапок. Впереди шел Кокоровцев. Он нес большой стяг с нарисованным портретом царя. Рядом его товарищ нес стяг поменьше, на котором было изображено что-то вроде иконы. Все идущие пели гимн «Боже, царя храни!» Пели крайне нестройно.

Дружба, проверенная годами
Первый раз я увидела Павла Петровича Бажова в январе 1924 года, когда мой муж, Андрей Андреевич Анфиногенов повез меня знакомиться со всей семьей Бажовых…
У нас в гостях они бывали только зимой, причем в сильные морозы – Павел Петрович говорил, что в такую погоду людей обязательно застанешь дома, а он и Валентина Александровна морозов не боятся. Приходил в большом полушубке черного цвета, в больших валенках, огромных варежках и обязательно с толстой сучковатой палкой, которой он стучал в угол, где мы живем. Валентина Александровна была одета в небольшой полушубок огромный плед или шаль.
Бажов приходил всегда очень веселым и поздоровавшись, шел к письменному столу Андрея Андреевича, где у них почти всегда разговор шел о любимом ими обоими Урале.

Как выглядел обеспеченный дом. (Расположение комнат и обстановка богатого, так называемого «аристократического дома)
Из большой передней дверь направо или налево) вела в кабинет, а вторая – прямо в зал, и из зала – в гостиную и коридор, который обычно доходил до кухни. Из гостиной – дверь в будуар (если таковой имелся) или в столовую. В коридоре рядом с кабинетом была спальня, дальше – комната для старшей дочери, еще дальше – для старших мальчиков и, наконец, комнаты для маленьких детей, бонны, гувернантки и няни.
Печи в парадных комнатах и в столовой часто были покрыты изразцовыми плитками, а иногда украшались полочкой и большим зеркалом.
Для передней подбирались светлые, чаще всего – светло-серые, светло-песочные обои. Здесь кроме вешалки и обычно двух стульев стоял небольшой круглый стол и висело или стояло внушительных размеров зеркало. Освещалось оно двумя бра. У некоторых в передней ставилось чучело волка или медведя.
В кабинете предпочитались обои темно-коричневые, зеленые и часто снизу, метра на полтора, они подбирались темнее, а выше – светлее. В кабинете, недалеко от двери, стоял письменный стол, за ним, у самой стены – кресло для хозяина, а напротив – два кресла для посетителей, сбоку – также по одному креслу. Напротив стола, у стены, обычно помещался диван, а вдоль стен – шкафы с книгами. Над диваном висели большие картины серьезного содержания или крупные портреты.
Зал – белый или кремовый иногда с серебристым или золотистым легким рисунком. На потолке в очень богатых домах было нарисовано небо, облака, амуры, но чаще всего потолок украшался лепкой вдоль стен и там, где висели люстры... У внутренней стены зала стоял рояль, вдоль стен – 12 или большие венских стульев, два трюмо, два или четыре ломберных столика, на которых стояли подсвечники и красивые пепельницы.
Гостиная почему-то всегда была оклеена обоями темных тонов – бордо, коричневыми, зелеными, синими. Освещались нарядной высокой лампой, стоящей на столе и несколькими бра. Пол в гостиной покрывался одним очень большим ковром. В угол или посредине, ставился круглый стол, покрытый нарядной плюшевой скатертью в тон мягкой мебели. Диван стоял позади стола, ближе к стене, два мягких кресла – ближе к дивану, а дальше окружая стол – мягкие стулья без подлокотников. На столе кроме лампы лежал альбом с фотографиями, нарядная фарфоровая или металлическая тарелка и изящная пепельница. На стенах – картины небольшого размера, портреты в красивых деревянных резных или плюшевых рамках, портреты обычно уже ушедших из жизни людей – бабушек и дедушек. Иногда на стенах в большой гостиной висели так называемые мак-картовские букеты – плоские, из засушенных листьев, цветов, плодов и колосьев экзотических растений. Эти букеты выписывались из Берлина магазином фирмы «Мюр и Мерилиз».
Будуар был очень маленький. Оклеивался светло-зелеными, бледно-розовыми обоями и освещался нарядным фонарем из фарфора или стекла. Пол покрывался мягким пушистым ковром, в уголке стояла одна кровать, завешанная пышной плюшевой или бархатной занавеской с оборками и бахромой цветом в тон обоев и подхваченная в красивые складки шелковым толстым шнуром, здесь же предполагался круглый или продолговатый столик, покрытый плюшевой или шелковой нарядной скатертью и два маленьких мягких кресла. На столе – красивая небольшая лампа, а у окна – небольшой столик для рукоделья. Иногда на этом столике помещалась жардиньерка с живыми, цветущими растениями. На стенах – небольшие картинки в нарядных рамках и фарфоровые медальоны с нарисованными или выпуклыми изображениями.
Столовая – светло-желтая, чаще – светло-песочная. Большая висячая круглая лампа с белым абажуром спускалась к середине обеденного стола, на стенах – два бра. Вдоль комнаты стоял длинный обеденный стол, покрытый белой или цветной скатертью. Если была белая скатерть, то посередине стола во всю длину лежала нарядная вышитая дорожка и маленькие салфеточки. Вдоль стен стояли венские стулья и иногда два столика, типа ломберных, на которых располагались невысокие вазы или лоточки с цветами из материи. На задней поперечной стене прикреплялась длинная и довольно широкая полка, на которой стояли русские жбаны, деревянные расписные солонки и другие предметы столовых принадлежностей, если можно так выразиться.
В спальне и детской белые обои освещались фонарем зеленого цвета или лампой с зеленым абажуром. Обычно в спальне помещались две кровати, а иногда, особенно в купеческих домах, стояла одна огромная кровать, двуспальная, туалетный столик, мраморный умывальник, комод для белья, гардероб и два-три стула.
Когда старшей дочери исполнялось 17 лет, ей обычно выделялась маленькая комната, оклеенная бледно-розовыми и бледно-голубыми обоями, в зависимости от того, брюнеткой или блондинкой была эта девушка. Стояла кровать, покрытая белым покрывалом, на подушке – нарядная накидка. Недалеко от кровати – маленький туалетный столик, покрытый прозрачной белой материей на фоне розовой и голубой подкладки. Эта же материя, но уже без подкладки свешивалась по обеим сторонам столика, прикреплена к особому крючку на стене выше столика сантиметров на 70.
На середине столика стояло зеркало, большей частью трельяж, два нарядных флакончика для духов, пудреница и несколько красивых фарфоровых безделушек. Гардероб – небольшой, иногда маленький письменный столик, несколько стульев. Освещалась комната розовым или голубым фонарем.
Комната для старших мальчиков оклеивалась белыми обоями, освещалась настольными лампами с зеленым абажуром. Кровати покрывались серыми или песочными одеялами. Посредине комнаты стоял большой квадратный стол, у стены – гардероб, стулья обычно стояли у стола. На стенах – большая географическая карта, таблица умножения и таблица слов с буквой «ять». В большинстве случаев в комнате находили место книжный шкаф и классная доска.
В детской комнатке стояли кровати, накрытые белым покрывалом, маленькие продолговатые столики, маленькие стульчики, невысокий гардероб и шкаф для игрушек, небольшие, но более высокие стол и стол и стул для бонны или няни.
Зал, гостиная и часто столовая были, обычно расположены со стороны улицы, а спальни и детские комнаты – со стороны двора или сада.

(Писала Вера Павловна, но труд этот коллективный, её и Надежды Павловны).